Волчонок подошел к ним и обратился к Закари:

– Я хотел бы посмотреть твое сердце. Мне кажется, с ним что-то неладно.

Закари обернулся к Полли. Она объяснила, что к чему. Закари встревожился.

– Ой, скажи ему, пусть смотрит скорее!

Волчонок сунул руку под рубашку Закари и прикрыл глаза, дыша медленно-медленно.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Закари.

Волчонок поднял руку, призывая его молчать. Он долго-долго сидел, положив руку на грудь Закари, прощупывал, вслушивался. Потом поднял взгляд на Полли:

– Оно очень сильно повреждено. Старый Волк, может, и сумел бы его исцелить. Я сделаю что смогу, но этого будет недостаточно.

– Но сердце епископа…

– У епископа сердце просто старое, и он не привык оказываться в гуще битвы. А тут… – Он медленно отнял руку от груди Закари. – Тут требуются умения, которых у меня пока нет. Но возможно, не стоит отнимать у него надежду.

– Ну, что он говорит? – осведомился Закари. – И зачем он так тараторит, говорил бы помедленней!

– Он говорит, – осторожно ответила Полли, – что твое сердце повреждено – но это ты и сам знаешь – и излечить его будет непросто.

– Но он может меня излечить?

– Он сделает все, что сумеет.

Полли старалась говорить успокаивающе, но терпение у нее было на исходе.

– Я каждый день буду трудиться над той неправильностью, которую я чувствую у него в сердце, – пообещал Волчонок. – Ритмы звучат вразнобой. Гармония отсутствует.

– Что он говорит? – повторил Закари.

– Он будет работать с тобой каждый день, – перевела Полли. – Он действительно целитель, Закари. Он сделает все, что в его силах.

Волчонок озабоченно нахмурил брови.

– Может, если бы Карралис… – Он посмотрел на свои руки, пошевелил пальцами. – Ну а теперь мне надо пойти позаботиться о тех, кто ранен.

– Ну что, как ты думаешь? – В голосе Закари снова слышался энтузиазм. – Лично я готов здесь остаться, хотя тут нет ни душа, ни телевизора, ни спортивных машин, ни всего этого барахла, от которого я вроде как завишу. Видимо, жизнь мне все-таки дороже!

– Он целитель, – повторила Полли.

Барабаны били все громче и чаще, и танцоры двигались в такт. Тав пришел, взял Полли за руки и втянул ее в круг танцующих. Его сильные руки пробудили в Полли непривычное чувство, которого руки Закари не вызывали. Она сама не понимала, почему так реагирует на этого почти незнакомого молодого человека, который думал, будто ее послала богиня в качестве жертвы для Матери.

Слова доктора Луизы о жертве мелькнули в памяти и пропали, стоило Таву схватить ее за руки и вовлечь в хоровод.

Когда Полли совсем запыхалась, он привел ее на берег озера. Его рука крепко обвивала ее.

– Я не могу отпустить тебя.

Все еще разгоряченная и взбудораженная после пляски, Полли переспросила:

– Что-что?

– Это так странно, Пол-ли. Мать обычно недвусмысленно говорит о том, чего требует. Но теперь я растерян и не знаю, что делать. За озером страшная засуха. Если у тех, кто угнал наш скот, не пройдет дождь – не просто мелкий дождичек, а большой, настоящий дождь, – они явятся снова. А их так много, а нас мало, и мы не сможем отбиться.

– Но ты был великолепен! – воскликнула Полли. – Ты бросился в битву в одиночку и сражался, как… – Если бы она уподобила его кому-то из рыцарей короля Артура, он ничего не понял бы, поэтому она просто повторила: – Ты был великолепен!

– Я воин. – Тав пожал плечами. – По крайней мере, там, дома, я был воином. Там воины были необходимы. А тут мы жили так далеко от других племен, что только с засухой снова стало ясно, что свою землю надо защищать. Свою землю и тех, кого мы любим.

Он бережно коснулся ее руки и снова отвел руку.

Полли вздохнула:

– Ну почему люди не могут жить в мире? Вокруг ведь так много земли! Для чего они непременно хотят захватить вашу?

– Наша земля зелена и прекрасна. Тут чаще идут дожди, чем за озером. И мы используем воду из реки, чтобы…

Из его объяснений Полли поняла, что народ Ветра использует какие-то методы ирригации, которыми не владеет народ Дальнего берега Озера. Но все равно дождей было мало. И если зимой не выпадет много снега, плохо будет всем.

– Когда появилась ты, мне казалось очевидным, что тебя прислала богиня. Но теперь среди нас не только старый Цапля, который пришел раньше тебя, но еще и этот странный юноша с кожей такой же белой, как мои волосы.

– А вы пробовали молиться о дожде? – спросила Полли.

Тав расхохотался:

– А к чему же, по-твоему, были все эти песни и танцы?

Ну да, конечно! Полли сообразила, что все ритуалы у народа Ветра были религиозными.

– Однако песен и плясок недостаточно, – продолжал Тав. – Нужны дары.

– Но разве мало вашей любви?

Когда Полли задала этот вопрос, он показался ей сентиментальным, но, глядя на серебрящееся под луной озеро, девушка смутно понимала, что любовь, о которой она говорит, не имеет ничего общего с сентиментальностью – она тверда и неколебима, как Звездный Валун.

Тав покачал головой и заговорил так тихо, что Полли с трудом могла его расслышать:

– Я не знаю. Я теперь не понимаю, что от нас требуется.

Тав умолк; легкий ветерок пробежал над озерной гладью, залитой лунным сиянием. Он заговорил снова:

– В народе Ветра много женщин, которые прекрасны, которые были бы рады мне угодить, стать моими. Но ни одна не принесла мне того дара, без которого все прочее пусто. Этот дар! Вот я смотрю на тебя, и горы становятся выше, и снег на вершинах белее, и озеро синее и глубже, и звезды ярче, чем когда бы то ни было прежде.

Полли пыталась выразить на огамическом языке то, что она чувствовала. Тав протянул руку и разгладил ее нахмуренный лоб.

– Тав, все так странно! Я не понимаю ничего, что происходит. Когда ты прикасаешься ко мне, я чувствую…

– То же, что и я?

– Не знаю. То, что я чувствую, не имеет никакого отношения к… – Она коснулась своего лба, пытаясь объяснить, что ее реакция никак не связана с рассудком. – Но, – Полли посмотрела ему в глаза: они казались серебристыми в лунном свете, – но ты по-прежнему думаешь, что Мать хочет крови? Моей крови?

Тав застонал:

– Ах, моя Пол-ли! Я не знаю.

– Я не думаю, что Мать… – Полли запнулась, не в силах подобрать перевод слова «принуждает». «Ближе к нашему времени, – подумала Полли, – одним из имен этой богини было София, „Премудрость“. Божественная мать, которая разумно и целенаправленно заботится о своих творениях».